23:02, 4 Ноября, 1931
Гербет, это ты? Ах, Герберт, спасибо что смог прийти так быстро. Садись пожалуйста, присаживайся. Я уже заказал нам две пинты, дабы утопить в них наши печали. Нет-нет, что ты, разумеется я сам оплачу. Учитывая, что именно я вытащил тебя из теплой и уютной мастерской в эту мрачную забегаловку.
Слушай… Я, конечно, не жду, что ты сразу и полностью поверишь мне. Черт, да я сам себе с трудом верю, говоря такое в слух. но может ты помнишь мою знакомую, которую я приводил в прошлом месяце? Элизабет. Да-да, с черными волосами и темными глазами. Так вот, я пошел в Художественный клуб, одно из моих постоянных увлечений, как ты знаешь, и меня остановил швейцар, который поинтересовался как давно я видел Элизабет. Я, без утайки, ответил ему, что мы ходили в театр дня четыре назад, а после я проводил ее до ее комнаты в Университете.
Думаю ты представляешь мой шок, когда я узнал, что она пропала! Просто исчезла. Без следа. Но увы, я позвал тебя сюда не просто чтобы поговорить об исчезновении Элизабет, нет-нет. Я позвал тебя, чтобы обсудить кое-что намного страшнее.
Перед тем как исчезнуть, она рассказала мне об одном безымянном месте. О месте, которое она и ее друзья посещали множество раз. Когда она говорила о нем, я лишь стоял, завороженный, будто погружался в транс. Слова которые лились из ее рта просто не могли быть правдой. Когда-нибудь, в более подходящее время, я опишу тебе это место, Герберт, уж поверь мне. Но сначала ты должен кое-что понять, прежде чем я начну рассказывать о нем. У меня было ощущение, как будто мои понятия пространства и времени неожиданно рухнули, а мир замер в единственном фрагменте. Это было непередаваемо пугающе.
Что до твоего вопроса, Герберт, то я не знаю точно как выглядит это место, но я знаю как оно должно выглядеть. Бесконечный карнавал, текущий по усадьбам и домам, по улицам и дорогам, оврагам и каналам. Это место высшей гедонистической свободы 1 где, под вечным сумеречным небом, каждый может постичь любые свои самые дикие желания и кошмары. Это место, где единственная правда — ты сам.
Элизабет нашептывала о роскошных парадах, где мужчины и женщины танцуют на улицах под песни четырех ангелов, до тех пор пока они просто не могут стоять на своих двоих. Но увы, дорогой друг, подобное мелкое неудобство не останавливает жителей этого безымянного места. И они продолжают ворочаться и извиваться на каменных мостовых, пока не покроются синяками и порезами. И все равно им это будет нравиться.
Нет, я так не думаю. Более никто не знал об этом месте, за исключением Элизабет и ее клики2. Они без конца рассказывали об этом месте с восхищением и благоговением в голосе, в то время как я в эти моменты оставался на периферии их социального круга. Их имена? Я не помню их имен, но зато помню их лица. Простые и гладкие лица с такой… декадентской красотой3, понимаешь?
Знаешь, она мне как-то рассказывала о молодом человеке примерно моего роста и комплекции, с которым она частенько ходила по клубам и барам. Он был в восторге от описания того неназываемого места. Элизабет, помнится, сказала, что в один момент он тоже пропал. Судя по всему, он всем сердцем решился отыскать это место, но в итоге его нашли. Ох, в каком состоянии его нашли. У него была такая красивая улыбка, от уха до уха. Она была так прекрасна, так отчетливо сформирована напряженными мускулами, под его омертвевшей плотью. Мой друг, видишь ли ты эту улыбку так же ясно, как вижу ее я?
Дорогой мой Герберт, я должен признаться, что чудеса этого священного места заняли все мои мысли. Даже говоря с тобой сейчас, мои истинные помыслы уплывают в этом направлении. В своих снах я брожу по тем улицам и участвую в их соблазнительных празднествах, где все рассыпается в шелках, окрашенных в кроваво-красные тона. Приводят ли мои помыслы в эти места, за пределы ограниченного человеческого разума или же я сам становлюсь жаждущим слугой этого далекого места?
Теперь сон для меня — товар, который я не могу себе позволить. Понимаешь, Герберт? Непостижимые формы, необузданные символы и пылкие цвета. Они открывают путь в место, за пределами блеклого человеческого ума. Место, которое плывет в чернильном море. И ночь открывает мои глаза на все это великолепие, Герберт. А стоит мне проснуться и меня отбрасывает в блеклый мир симметрии, пока мое тело жаждет вернуться в место искривленной красоты. Теперь ты понимаешь, Герберт? Мы все должны прийти в это место. В конце-концов.
Нет. Сядь. Не уходи. Я ведь еще не рассказал тебе всей правды, которую мне поведала Элизабет четыре дня назад. Ты должен остаться, иначе это поглотит тебя, как уже поглотило меня. Твой разум будет плыть сквозь формы и цвета умирающих звезд и ты будешь молить Бога об избавлении, но оно не придет. Пожалуйста, Герберт, останься хотя бы на минуту! Ты обязан услышать холодную правду моей реальности, которая вскоре станет и твоей, если ты не выслушаешь меня. Герберт, друг мой, пожалуйста.
Если ты решился выслушать меня, то я буду говорить тихим шепотом, ведь есть силы за пределами нашего скудного понимания, которые охотятся за этим пугающим знанием.
Я поведаю тебе название этого пугающего, но столь непостижимо прекрасного места.
00:12, 5 Ноября, 1931
Луиза, похоже эти двое чудиком наконец ушли. Если ты приберешься в баре, то я протру последние столики. Странная парочка была, не так ли? Почти переступил через себя и попросил было их вести себя потише, но кроме них и обслуживать-то было некого.
Герберт его имя, так кажется? Герберт и Сидни, точно, ты права. Боже, да они друг от друга глаз не отрывали. Пугают меня иногда эти университетские ребятки. Они меня устраивают как платежеспособные клиенты. Но вот когда эта богема начинает извергать из себя заумные высказывания и беседы… Ты же видела, он на лицо совсем белым стал, пока они о своих небылицах говорили.
Слушай, а ребятки-то кажется сбежали без оплаты, я прав, Луиз? Да, я так и думал что ты согласишься. Они сбежали и оставили что-то вместо счета. Не удивительно, что они так резко выскочили за дверь. Быстрей чем кто-либо прежде.
Это кожаный дневник. И дорогой, судя по всему. Можно было бы сдать в ломбард за неплохую цену. Да шучу я, Луиз. Он же исписан, а значит никто не купит подобное.
А это что у нас такое? Похоже на фотографию. И вроде как одна из этих модненьких, цветных. Они, наверное, неплохо заплатили за такую красоту. Луиза, хочешь взглянуть? Прибери за столами до полпервого и можешь себе оставить, мне все равно.
00:29, 5 Ноября, 1932
Луиза перевернула фотографию и внимательно посмотрела на изображение — женщина, одетая в желтую фарфоровую маску. Она была облачена в желтую же мантию, которая обвивалась и будто струилась вокруг ее ног. Большая часть ее черт была сокрыта странной маской, но Луиза ясно видела пару темно-карих глаз, сверкающих в широких прорезях. Ее волосы были уложены в высокую прическу и отдельные локоны каскадом ниспадали вокруг маски, но ни одна прядь не касалась фарфоровой поверхности. Осматривая ее, Луиза легко представляла себе слегка прикрытую ухмылку, за этими фарфоровыми губами.
Внизу фотографии была прикреплена записка, где от руки, аккуратным почерком, было выведено:
На память из этого пугающего, но столь непостижимо прекрасного места,
Аллагады